Быть сильной. Часть 3. \\\"А тебе есть, что терять?\\\"
«Эксперимент» - слово, так и крутившееся в голове, когда я еле передвигая ноги, направлялась в сторону.. А куда я направлялась? Я просто блуждала по темным, сырым и мерзко пахнущим улицам. Даже не заметила, как далеко ушла от кафе, в котором еще десять минут назад беседовала с мужчиной, обещавшим дать мне жизнь здесь, что в последствии отнять ее «там».
Это безумие. Безумие то, что он сказал. Безумие то, чем люди занимаются в этой своей ИЦР. Я тоже становлюсь безумной, потому что глубоко внутри, сама того не осознавая, уже согласилась принимать в этом свое участие. Нет ничего сильнее желания жить и дышать. Так я оправдывала свои действия. Потому что в следующую же минуту вновь набрала уже знакомый номер Уокера.
Но прежде, чем нажать «вызов», я решила подумать еще раз. Мысленно вспомнила наш диалог с мужчиной:
-...Там то и начнется настоящая битва за жизнь. Не здесь, а там.
-Забавно, — протянула я, спустя несколько секунд молчания. — Я должна поверить человеку, работающему в организации, про которую я ничерта не знаю, — я замолчала. — Это незаконно, дядя. То, чем вы занимаетесь. Не хочу быть вмешана в это.
-А тебе есть, что терять? , — Уокер явно был недоволен моим ответом.
А чего он ожидал? Да, я хочу излечиться от рака и жить обычной жизнью подростка. Но я изо всех сил старалась оставаться при этом разумным человеком. Переступать закон? Какой-то чертов эксперимент? Нет никакой гарантии, что там меня ожидает жизнь лучше, чем жалкое существование здесь. Он сказал «битва», о чем я невольно вспомнила только сейчас.
Меня что, могут убить? По коже пробежала неприятная волна мурашек.
Я до сих пор молчу, не зная, что ответить на его вопрос. Мне было нечего терять, он прав. Но я не забывала про отца, пусть не самого примерного, но он был дома, возможно спал, а возможно собирался осушить очередную бутылку пива. Но уверена, будь я замешана в подобном дерьме, это могло коснуться и моего отца.
Я выпрямила плечи и посмотрела собеседнику в глаза, выпалив:
-Нечего. У меня ничего нет, — на этот раз он был доволен собой, его лицо расслабилось, а пальцы правой руки забарабанили по столу. -Я знаю, вы много раз проворачивали подобное. Думаете, я дура? Ищете отчаявшихся людей, дарите им надежду. Семья, -задумалась на мгновение и продолжила, — Наверняка, у них либо нет семей, либо, как в моем случае, всем плевать. Если я пропаду, никто не схватится. Меня не будут искать. Дело закроют, прикрыв все грязным словом «самоубийство» или «побег», — все то время, пока говорила, я не отводила взгляда от мужчины и его глаз.
Его реакция меня поразила. Он рассмеялся: гортанным, громким и не менее раздражающим, чем его ухмылка, смехом.
-Умница, — оскалился Уокер. — Далеко пойдешь. Ты права. Нам в ИЦР лишние проблемы не нужны, все должно быть чисто, — он замолчал. — Я знаю про тебя даже больше, чем ты можешь себе представить. Про пьяницу-отца, место работы, знаю каждого человека, с которым ты перебрасываешься ежедневно хоть парой фраз. Твой рост, вес, группу крови. Знаю все.
-Это должно меня напугать? , — ощетинилась я.
-Нет. Ты должна понять, с какой серьезностью мы подходили к вопросу и с такой же серьезностью дать нам ответ, девочка.
Черт бы его побрал. За эти несколько минут разговора с ним, я раз двадцать поменяла свое мнение. «Это шанс», «это безумие», «шанс», «безумие».
-Хочу знать, что меня ждет, дай я свое согласие. Расскажите про эксперимент. Многие люди участвуют в нем? Сколько это будет длиться? Я должна буду.., — запнулась. То, что я хотела сказать, было немыслимо.
-Убивать? , — закончил за меня Уокер.
Я посмотрела на него, как на умалишенного. Почему он сказал это так серьезно и без намека на сарказм?
-Не могу рассказать всего, пока ты не подпишешь документы. Только главную информацию. Эксперимент проводиться с целью понять и изучить все способности человека в условиях «выживания». На территории вас будет находиться чуть более 100 человек. Разный пол, возраст и национальность. Что от тебя требуется?, - он усмехнулся. — Не умереть. Ты все правильно поняла. Конкретно ты можешь никого не убивать, но за других я ручаться не могу, ведь только пятерка выживших сможет вернуться обратно. Домой. Не только вернуться, но и получить некоторое вознаграждение, а также главный приз-здоровье.
Все это время я с замиранием сердца вслушивалась в каждое слово собеседника. С моей-то физической подготовкой, у меня не было и шанса выжить. Там могут оказаться крепкие мужчины, которые за секунду свернут мне шею. И глазом не моргнут. Я также ничего не знала про саму «территорию», на которую нас должны были высадить. Это мог быть остров. Возможно, даже дикий. С многочисленными дикими животными. У меня не было опыта выживания в таких условиях. Не свернут шею, так еще раньше меня может съесть какой-нибудь проголодавшийся хищник.
Про вознаграждение я прослушала. Деньги мне не были нужны.
-Посмотрите на меня, — протянула я. -Я буду первой, кто сдохнет в этом вашем «эксперименте».
-Ты ошибаешься, девочка. Мы выбирали людей не за их физические данные. Это был спонтанный набор. Считай, ты счастливица.
Я удержалась, чтобы не рассмеяться ему прямо в лицо. Да уж, счастливица.
Не долго думая, мужчина встал и сказав на прощание что-то вроде «времени на раздумья осталось не много», развернулся и ушел.
И вот, я стою с телефоном в руках. Мне страшно, а казалось я давно забыла, что из себя представляет слово «страх». Я боялась ошибиться. Это неизвестность. Мое будущее-полная неизвестность, если я соглашусь. Но с другой стороны, мне оставалось всего полгода. Я помнила то, что произошло несколько часов назад в магазине. К горлу подступил ком, насколько сильно меня унизила та сцена. И та боль, она была невыносимой. Если я откажусь, в таких муках мне придется доживать свои последние дни? Руки задрожали. Почему вдруг именно сейчас я так отчаянно пыталась хвататься за жизнь? Я давно смирилась. Так я думала. Но нет. Смириться с подобным невозможно.
Сколько я простояла среди этой вонючей улицы, периодически тыча в экран телефона, чтобы тот не погас, я не знаю. Но в следующее мгновенье я нажала на кнопку вызова. И это было первым шагом в пропасть.
Уокер принял звонок после первого же гудка, он говорил с некоторым ехидством в голосе, будто уже знал, что я позвоню. Сказал, что сегодня я должна попрощаться с отцом, т.к. уже утром меня в квартире не будет. Его коллеги приедут за мной.
Придя домой, я первым делом пошла в душ, а не к отцу, что странно. А хотела ли я вообще с ним прощаться? Сняв с себя одежду, местами запачканную кровью, я закрыла душевую кабинку и включила холодную воду. Это было привычкой. Возможно, я мазохистка, но прежде чем включить горячую, я всегда несколько минут стояла под ледяной водой. Кожа кололась и начинала чесаться. Тело содрогалось в ознобе. И лишь тогда я позволяла себе расслабиться под теплыми струями.
Выйдя из душевой, я тихими шагами направилась в гостиную. Осмотрелась. Потом пошла в спальню, также оглядев комнату. Отца дома не было. Стало даже смешно. Это была последняя возможность его увидеть, а он вновь задерживался со своими дружками в баре или проводил время с очередной женщиной бальзаковского возраста, причем, явно не блещущей красотой. Видела его пару раз с такими. Он также жалок, как и я.
Немного перекусив перед телевизором, я вернулась с свою комнату. Томас Уокер сказал ничего с собой не брать, это было запрещено. «Все необходимое тебе дадут». Но я не могла не взять самое важное и драгоценное, что у меня было. Мамин кулон. Он был в виде маленькой ракушки, на серебряной цепочке. Да, я не знала свою мать. Не слышала ее голоса. И никогда не чувствовала материнской заботы. Но этот кулон словно сохранил то тепло, что исходило от нее. От ее фотографий. От свадебных видео, на которых отец с мамой кружатся в объятиях друг друга. Я в тайне смотрела их в день своего рождения и день смерти мамы. Нашла, когда была маленькой, под отцовскими вещами в шкафу.
Я любила этот кулон и надевала только по праздникам. Хочу взять его с собой. И возьму.
Засыпала я тяжело, в голове проносилось множество мыслей о завтрашнем дне. Я нервничала, но что удивительно-не сильно.
Утром, снова не обнаружив отца дома, я сделала себе завтрак и привела в порядок свои волосы. Мне сказано ждать, но не сказано, сколько. Я не знала, когда ко мне в дверь постучаться «люди в черном». Шли минуты, часы. Все это начинало злить. Может, меня обманули? Прошло еще несколько минут, прежде, чем я услышала, как к подъезду дома подъезжает автомобиль. По звуку очень даже мощный. А после стали тарабанить в дверь так, словно это полиция нашла логово преступника и, если я сейчас не открою, то дверь эти люди выбьют силой.
Подхожу, глубоко вздыхаю и неспешно открываю. Двое мужчин. Один выше меня на голову, светловолосый, коренастый. Другой чуть пониже первого, но с темными волосами, гладко зачесанными назад. Бог ты мой. И сколько лака ты вылил на свою голову, милый? Стало неловко, потому что все молчали. Я уже было собиралась открыть рот, как один из них, тот, что повыше, заговорил низким басом:
-Иви Брукс?
-Да, — твердо ответила я.
-Пройдемте с нами.
Это безумие. Безумие то, что он сказал. Безумие то, чем люди занимаются в этой своей ИЦР. Я тоже становлюсь безумной, потому что глубоко внутри, сама того не осознавая, уже согласилась принимать в этом свое участие. Нет ничего сильнее желания жить и дышать. Так я оправдывала свои действия. Потому что в следующую же минуту вновь набрала уже знакомый номер Уокера.
Но прежде, чем нажать «вызов», я решила подумать еще раз. Мысленно вспомнила наш диалог с мужчиной:
-...Там то и начнется настоящая битва за жизнь. Не здесь, а там.
-Забавно, — протянула я, спустя несколько секунд молчания. — Я должна поверить человеку, работающему в организации, про которую я ничерта не знаю, — я замолчала. — Это незаконно, дядя. То, чем вы занимаетесь. Не хочу быть вмешана в это.
-А тебе есть, что терять? , — Уокер явно был недоволен моим ответом.
А чего он ожидал? Да, я хочу излечиться от рака и жить обычной жизнью подростка. Но я изо всех сил старалась оставаться при этом разумным человеком. Переступать закон? Какой-то чертов эксперимент? Нет никакой гарантии, что там меня ожидает жизнь лучше, чем жалкое существование здесь. Он сказал «битва», о чем я невольно вспомнила только сейчас.
Меня что, могут убить? По коже пробежала неприятная волна мурашек.
Я до сих пор молчу, не зная, что ответить на его вопрос. Мне было нечего терять, он прав. Но я не забывала про отца, пусть не самого примерного, но он был дома, возможно спал, а возможно собирался осушить очередную бутылку пива. Но уверена, будь я замешана в подобном дерьме, это могло коснуться и моего отца.
Я выпрямила плечи и посмотрела собеседнику в глаза, выпалив:
-Нечего. У меня ничего нет, — на этот раз он был доволен собой, его лицо расслабилось, а пальцы правой руки забарабанили по столу. -Я знаю, вы много раз проворачивали подобное. Думаете, я дура? Ищете отчаявшихся людей, дарите им надежду. Семья, -задумалась на мгновение и продолжила, — Наверняка, у них либо нет семей, либо, как в моем случае, всем плевать. Если я пропаду, никто не схватится. Меня не будут искать. Дело закроют, прикрыв все грязным словом «самоубийство» или «побег», — все то время, пока говорила, я не отводила взгляда от мужчины и его глаз.
Его реакция меня поразила. Он рассмеялся: гортанным, громким и не менее раздражающим, чем его ухмылка, смехом.
-Умница, — оскалился Уокер. — Далеко пойдешь. Ты права. Нам в ИЦР лишние проблемы не нужны, все должно быть чисто, — он замолчал. — Я знаю про тебя даже больше, чем ты можешь себе представить. Про пьяницу-отца, место работы, знаю каждого человека, с которым ты перебрасываешься ежедневно хоть парой фраз. Твой рост, вес, группу крови. Знаю все.
-Это должно меня напугать? , — ощетинилась я.
-Нет. Ты должна понять, с какой серьезностью мы подходили к вопросу и с такой же серьезностью дать нам ответ, девочка.
Черт бы его побрал. За эти несколько минут разговора с ним, я раз двадцать поменяла свое мнение. «Это шанс», «это безумие», «шанс», «безумие».
-Хочу знать, что меня ждет, дай я свое согласие. Расскажите про эксперимент. Многие люди участвуют в нем? Сколько это будет длиться? Я должна буду.., — запнулась. То, что я хотела сказать, было немыслимо.
-Убивать? , — закончил за меня Уокер.
Я посмотрела на него, как на умалишенного. Почему он сказал это так серьезно и без намека на сарказм?
-Не могу рассказать всего, пока ты не подпишешь документы. Только главную информацию. Эксперимент проводиться с целью понять и изучить все способности человека в условиях «выживания». На территории вас будет находиться чуть более 100 человек. Разный пол, возраст и национальность. Что от тебя требуется?, - он усмехнулся. — Не умереть. Ты все правильно поняла. Конкретно ты можешь никого не убивать, но за других я ручаться не могу, ведь только пятерка выживших сможет вернуться обратно. Домой. Не только вернуться, но и получить некоторое вознаграждение, а также главный приз-здоровье.
Все это время я с замиранием сердца вслушивалась в каждое слово собеседника. С моей-то физической подготовкой, у меня не было и шанса выжить. Там могут оказаться крепкие мужчины, которые за секунду свернут мне шею. И глазом не моргнут. Я также ничего не знала про саму «территорию», на которую нас должны были высадить. Это мог быть остров. Возможно, даже дикий. С многочисленными дикими животными. У меня не было опыта выживания в таких условиях. Не свернут шею, так еще раньше меня может съесть какой-нибудь проголодавшийся хищник.
Про вознаграждение я прослушала. Деньги мне не были нужны.
-Посмотрите на меня, — протянула я. -Я буду первой, кто сдохнет в этом вашем «эксперименте».
-Ты ошибаешься, девочка. Мы выбирали людей не за их физические данные. Это был спонтанный набор. Считай, ты счастливица.
Я удержалась, чтобы не рассмеяться ему прямо в лицо. Да уж, счастливица.
Не долго думая, мужчина встал и сказав на прощание что-то вроде «времени на раздумья осталось не много», развернулся и ушел.
И вот, я стою с телефоном в руках. Мне страшно, а казалось я давно забыла, что из себя представляет слово «страх». Я боялась ошибиться. Это неизвестность. Мое будущее-полная неизвестность, если я соглашусь. Но с другой стороны, мне оставалось всего полгода. Я помнила то, что произошло несколько часов назад в магазине. К горлу подступил ком, насколько сильно меня унизила та сцена. И та боль, она была невыносимой. Если я откажусь, в таких муках мне придется доживать свои последние дни? Руки задрожали. Почему вдруг именно сейчас я так отчаянно пыталась хвататься за жизнь? Я давно смирилась. Так я думала. Но нет. Смириться с подобным невозможно.
Сколько я простояла среди этой вонючей улицы, периодически тыча в экран телефона, чтобы тот не погас, я не знаю. Но в следующее мгновенье я нажала на кнопку вызова. И это было первым шагом в пропасть.
Уокер принял звонок после первого же гудка, он говорил с некоторым ехидством в голосе, будто уже знал, что я позвоню. Сказал, что сегодня я должна попрощаться с отцом, т.к. уже утром меня в квартире не будет. Его коллеги приедут за мной.
Придя домой, я первым делом пошла в душ, а не к отцу, что странно. А хотела ли я вообще с ним прощаться? Сняв с себя одежду, местами запачканную кровью, я закрыла душевую кабинку и включила холодную воду. Это было привычкой. Возможно, я мазохистка, но прежде чем включить горячую, я всегда несколько минут стояла под ледяной водой. Кожа кололась и начинала чесаться. Тело содрогалось в ознобе. И лишь тогда я позволяла себе расслабиться под теплыми струями.
Выйдя из душевой, я тихими шагами направилась в гостиную. Осмотрелась. Потом пошла в спальню, также оглядев комнату. Отца дома не было. Стало даже смешно. Это была последняя возможность его увидеть, а он вновь задерживался со своими дружками в баре или проводил время с очередной женщиной бальзаковского возраста, причем, явно не блещущей красотой. Видела его пару раз с такими. Он также жалок, как и я.
Немного перекусив перед телевизором, я вернулась с свою комнату. Томас Уокер сказал ничего с собой не брать, это было запрещено. «Все необходимое тебе дадут». Но я не могла не взять самое важное и драгоценное, что у меня было. Мамин кулон. Он был в виде маленькой ракушки, на серебряной цепочке. Да, я не знала свою мать. Не слышала ее голоса. И никогда не чувствовала материнской заботы. Но этот кулон словно сохранил то тепло, что исходило от нее. От ее фотографий. От свадебных видео, на которых отец с мамой кружатся в объятиях друг друга. Я в тайне смотрела их в день своего рождения и день смерти мамы. Нашла, когда была маленькой, под отцовскими вещами в шкафу.
Я любила этот кулон и надевала только по праздникам. Хочу взять его с собой. И возьму.
Засыпала я тяжело, в голове проносилось множество мыслей о завтрашнем дне. Я нервничала, но что удивительно-не сильно.
Утром, снова не обнаружив отца дома, я сделала себе завтрак и привела в порядок свои волосы. Мне сказано ждать, но не сказано, сколько. Я не знала, когда ко мне в дверь постучаться «люди в черном». Шли минуты, часы. Все это начинало злить. Может, меня обманули? Прошло еще несколько минут, прежде, чем я услышала, как к подъезду дома подъезжает автомобиль. По звуку очень даже мощный. А после стали тарабанить в дверь так, словно это полиция нашла логово преступника и, если я сейчас не открою, то дверь эти люди выбьют силой.
Подхожу, глубоко вздыхаю и неспешно открываю. Двое мужчин. Один выше меня на голову, светловолосый, коренастый. Другой чуть пониже первого, но с темными волосами, гладко зачесанными назад. Бог ты мой. И сколько лака ты вылил на свою голову, милый? Стало неловко, потому что все молчали. Я уже было собиралась открыть рот, как один из них, тот, что повыше, заговорил низким басом:
-Иви Брукс?
-Да, — твердо ответила я.
-Пройдемте с нами.