Перевезла к себе дедушкино пианино, с которым связано множество воспоминаний. Накануне тетя, которой оно когда-то досталось в наследство, позвонила мне и спросила, хочу ли я забрать инструмент. Я согласилась, хотя в свое время, находясь перед выбором, что же приобрести – фортепиано или клавесин - остановилась на клавесине. Тогда моим клавиром для домашнего музицирования стал «Виттмайер» 1960-х гг. – он компактнее, чем кабинетный рояль за счет меньшей ширины и имеет гораздо меньший вес, так что его колесики, в отличие от пианино и роялей, не продавливают линолеум. Обыкновенно клавесин занимает место в центре гостиной, лишь изредка сдвигаясь к стене. На нем запросто можно исполнять как барочные переливы, так и современную музыку. Большего мне не нужно.
Я равнодушно отношусь ко многим старым пианино. Будучи изначально посредственными, они со временем становятся совершенно непригодными. Молоточки разваливаются, хоры блеют на разные голоса, штеги не подпирают струны и только добавляют дребезга. Настройщик, приходя в детские сады и школы, где еще состоит на балансе такой хлам, обычно говорит: «Да выбросьте вы, наконец, этот мусор! Сейчас столько хороших пианино люди отдают даром под самовывоз. Остается только забрать и поставить к вам».
Давно существуют фирмы, производящие утилизацию отживших свой век «Гамм» и «Красных Октябрей» на дому. Точно так же есть компании, предлагающие полностью восстановленные пианино по ценам ниже, чем у новых инструментов. Но суть, конечно, не в том. Дедовский инструмент – моя память. Вот он, дедушка, придвигал круглую табуретку, открывал крышку и начинал усердно играть. А порой мы с бабушкой по вечерам разбирали вальсы Шопена, и она листала передо мной ноты. Дед не любил многократные повторения по кускам, полагая, что поначалу нужно исполнять пьесу как можно проще, без мелизмов, но от начала до конца и только потом приступать к украшениям.
Пианино это немецкое, фирмы «Бринкманн и Гебель», произведенное в 1930-х гг. Окрашено во что-то черное. Поэтому потертости неоднократно закрашивались в домашних условиях нитроцеллюлозным лаком соответствующего цвета. Большой культурной ценности оно не представляет. Музыкальные характеристики у него весьма средние. Все же я была готова потерпеть неудобства, лишь бы забрать к себе памятную вещь.
Самым непростым оказался подъем пианино на 6-й этаж многоквартирного дома. Грузового лифта в подъезде нет, и мы с папой, соседом и папиным знакомым водителем вчетвером катили, вернее, волочили его по доскам, уложенным на лестничных маршах.
Потом пришел настройщик, покрутил внутри ключом и, уходя, сказал, что неплохо было бы обратиться к фортепианному мастеру для устранения дефектов, раз мы решили сохранить инструмент. Теперь я могу бренчать на пианино, когда нужно подобрать аккомпанемент – механика клавесина не столь прочна, несмотря на то, что в ней установлены делриновые плектры, поэтому многочасовые занятия могут обернуться необходимостью сложного ремонта.
Когда я была маленькой, дедушка говорил, что его пианино само сочиняет музыку. Я ему не верила и думала, он смеется надо мной. Только теперь поняла, что он имел в виду. Старое фортепиано, что особенно становится заметным в тишине, начинает периодически издавать звучание. Сначала гудят басовые струны, затем что-то быстро пробегает по самым высоким нотам. Все это дополняется стуками, скрипами, потрескиваниями. Получается своеобразная атмосферная музыка.
Кстати, расстраиваются на нем издавна только строго определенные клавиши, хотя не все они используются одинаково интенсивно. Прежние настройщики во всем обвиняли колки (вирбели), меняли их, но все очень быстро возвращалось на прежние места. Пианино опять начинало играть по-своему. Но своеобразие это совершенно не похоже на звук старых расстроенных фортепиано домов культуры и кинотеатров. Оно какое-то «благородное», направленное на музыкальность, а не противоречащее ей.
Пока еще я не в состоянии сдерживать эмоции и как только вспоминаю человека, которого больше нет с нами, слезы подступают к глазам. Еще один момент: недавно посмотрела телепередачу, в которой рассказывалось про устройство человеческого сознания и прогнозировалось появление технологий, способных создать резервную копию интеллекта личности и воспроизвести ее после смерти, по аналогии с компьютерной программой, на нанокомпьютере или в искусственно выращенном теле. Об этом догадывались люди еще в древности, порождая легенды о мудрецах, заключавших свои души в книгах, сосудах и других предметах для того, чтобы много лет спустя возродиться. Дедушка тоже считал, что в музыкальном инструменте живет часть души мастера, и обращался с ним как с живым существом. Так или иначе, я буду беречь наше пианино.