Раньше я думала, что ад выглядит так: пылающие врата, языки пламени, демоны у входа...Теперь я знаю, что ад похож на мрачные больничные коридоры, выкрашенные темно-зеленой краской. Именно в таком месте я потеряла самого близкого и родного человека на свете: моего дедушку.
Дедушка! С самого детства от одного взгляда на него сердце сильнее билось в груди. Как-то я нашла дневник своей матери и прочла в нем, что мне не было и года, а я уже кричала: "Деда, деда!"- видя его в окно. В год моего рождения он попал в аварию и остался инвалидом.Пенсия по инвалидности была такой, что не проживешь. Моей юной маме пришлось пойти работать, а дедушка нянчил меня.
С детства я привыкла: подползти к нему, прижаться, ощутить знакомый запах - и так хорошо и спокойно становится на душе..
Такой духовной близости, как с дедом, у меня не было никогда и ни с кем. И когда моя совсем молодая мама погибла в ДТП по вине пьяного водителя, я все же пережила: у меня был еще мой дедушка.
Дедушка был удивительным, невероятным человеком. Он пережил голод 30-х, участвовал в ВОВ, пережил обстрелы и бомбежки, вернулся домой. И тут узнал, что фашисты повесили его любимую девушку...
Потом была еще одна любовь, брак, дети, трудовые успехи, наконец, известность и появление внуков, из которых я стала его любимицей. Насыщенной была и жизнь на пенсии: сам, своими руками построил свой дом, написал книгу, ездил с лекциями. На 9 мая он надевал свои ордена и медали и мы шли на парад. Я так гордилась своим красавцем дедушкой!
У него не было и тени маразма, он был все так же умен, но еще и полон мудрости, остроумен, находчив и очень любил меня. Я всегда считала себя счастливой.
Но вот однажды начался ад. Не пылающий, а прозаический, и от этого еще более страшный.
Дедушка был еще вполне самостоятелен, полон энергии и планов. Накануне еще мы с ним ходили гулять.
А утром я проснулась от того, что дедушка вдруг позвал меня. Я прибежала в комнату и увидела, что его знобит. Такое бывало и раньше. Но я вдруг занервничала и решила вызвать "Скорую". Так я сделала первый шаг в преисподнюю.
"Скорая" заподозрила инфаркт и дедушку увезли в больницу, которая теперь снится мне в кошмарах. Там поставили диагноз "пневмония" и положили его в палату. Еще в приемном покое дед почувствовал себя лучше. Первые четыре дня в больнице прошли хорошо: он был точно таким же, как и дома, и я была уверена, что его выпишут со дня на день.
Была весна. Не подозревая худого, я поехала на дачу сажать рассаду. И вдруг звонок от знакомого: деду стало плохо.
Я ринулась в больницу. Увидела, как его увозят в реанимацию.
Два дня на нервах и звонки в реанимацию каждые два часа. Наконец, радостная новость: его переводят в обычную палату.
Я несусь к деду радостная, он тоже уверен, что все плохое уже позади. Правда, врачи так и не смогли установить точный диагноз, от чего он попал в реанимацию. Но на улице-весна, все сияет, и я верю в хорошее, и дедушка верит.
А к вечеру налетел настоящий ураган. Стало мрачно, пасмурно, и на душе у меня стало так тоскливо, не знаю даже почему...
Утром позвонил дедушка и вдруг отчаянным голосом спросил, могу ли я прийти прямо сейчас. И такой у него был голос, что я побежала к нему вся в слезах. Дедушка сказал, что, оказывается, у него желчекаменная болезнь. Но врачи сказали, что, может, все и обойдется...
Стараясь держаться, я разбирала его вещи. Открыла тумбочку-тараканы так и хлынули оттуда! Мне почему-то показалось, что это недобрый знак...
Еще три дня вместе с дедушкой. Выходные. Я по три раза на дню прихожу к нему, точно не могу оторваться. Заметила мельком, что на даче не успеваю работать, потому что все время хожу сюда.
Дедуля так и встрепенулся: "Не езди ко мне, я обойдусь!" - так волновался обо мне..
Затем он заметно ослабел. Перестал вставать с кровати. Тут как раз выписался его сосед, и он остался один в палате. Тогда я перебралась к нему. Врач сказал, что завтра деда, наверное, выпишут... Что делать операцию в его возрасте опасно, а желчекаменная как-нибудь сама пройдет.
Утром дедушка был еще веселым, и я сходила в город по своим делам.Вернувшись, увидела, что ему хуже и температура поднялась. Я позвала врача, а тот опять - "само пройдет, ничего страшного".
Мы легли спать, но в 5 утра дедушка разбудил меня. Ему стало плохо. Поднялась температура до 39. Я в ужасе кинулась искать дежурного врача. Пришла толстая неопрятная баба, которая, подбоченясь, спросила меня: "А чё вы хотите, чтобы я сделала?" (Дословно).
Я растерялась, потому что наивно полагала, что это врач должен знать, что делать! Она так ничего и не сделала. Мы с дедом промучились до утра. Еще один шаг в бездну.
Утром пришел лечащий врач и сказал, что ничего страшного и нас скоро выпишут. Это, дескать, последствия пережитого приступа.
Еще два дня. У дедушки пожелтела кожа. Я сказала об этом врачу, а тот посмеялся и заявил, что в палате такое освещение.
Еще один день. Дедушка ослабел настолько, что не мог перевернуться. Кожа стала ярко-желтого цвета. Врач заявил, что нужно сделать анализы перед выпиской.
Ночами дедушка не может спать и зовет меня. Я медленно начинаю сходить с ума от бессоницы, и омерзительный зеленый коридор покачивается перед глазами.
Поскольку дома осталась собака, мне приходится два раза в день туда бегать. Когда я возвращаюсь, медсестры высказывают мне, что вот, я имела наглость уйти, а они БЫЛИ ВЫНУЖДЕНЫ переворачивать дедушку и помогать ему подняться. Это ж не их обязанность.
Еще один день. Дедушка не может даже пошевелиться. Откуда-то пришел некий профессор, который заявил, что у деда началась механическая желтуха - камни перекрыли проход желчи и она медленно травит и убивает деда. Нужно восстановить ее отток путем установки дренажа. Но это назначено на завтра. И после этого обещают выписать.
Еще один шаг. В последние сутки деду совсем плохо, он не может лежать, я сижу и держу его на руках, украдой заливаясь слезами. Дежурного врача я даже не зову, наученная горьким опытом, жду в надежде на утро и обещанный дренаж.
Дедушка вдруг сказал мне, что завтра,когда его выпишут, нужно позвать нотариуса и написать завещание. Я до этого не ревела открыто, но тут прижалась к нему и стала просить его не умирать. Дедушка грустно ответил, что он и рад бы...
И вот настало утро. Пришел врач и первым делом нахамил мне. Дедушку повезли в операционную. Медсестры сказали, что я могу и не идти, но я вся в слезах побежала следом за каталкой- у меня было такое ощущение, что деда у меня увозят навсегда...
После этого его повезли не домой, а опять в реанимацию. Невесть почему, в голове моей вдруг всплыло какое-то животное желание: вот его увезут в реанимацию, а я вернусь домой и усну.
Но выспаться в тот день мне было не суждено. Вернувшись домой, я с ужасом обнаружила, что бабушка уже готовит там похороны и приглашает людей. Я накричала на нее за это, и она обиделась до ужаса,
После этого двое суток я просто ревела не переставая. Бабушка усердно поддерживала во мне бодрость духа, заглядывая и обсуждая поминки своих знакомых и спрашивая, а много ли у деда будет угощения? Будут ли ее любимые блюда?
На третий день мне позвонили из реанимации и сказали, что дедушка хочет со мною попрощаться...
Я кинулась туда как безумная, я прорвалась к нему. Дедушка лежал там, тихий и светлый. Я прижалась к нему и ощутила до боли родной запах.
Мы что-то говорили. В ту страшную ночь я как раз сочинила стихи о том, как люблю его, и читала ему вслух.
Увы, дедушка! После того я прочла массу медицинской литературы. Теперь я знаю, что тебя погубило промедление. Дренаж нужно было установить в первый же день. Что ты мог жить и вернуться ко мне. Если бы не все эти дни и отговорки лечащего врача. Если бы я не верила ему, как дура, и не надеялась на него. Я знаю, что в нормальной больнице ты бы остался жив.
Я даже высчитала, что могла бы в первый же день увезти его на самолете в столицу и поместить в платную клинику, и он был бы сейчас со мною.
Но- как ты всегда говорил? "Ах,если б только эти "если" погибли все, и не воскресли...".
Еще несколько дней в реанимации. Последние шаги к дверям в ад. Теперь я ревела уже беспрерывно, безостановочно.А бабушка все так же деловито созывала знакомых на похороны, точно его уже не было.
Он ушел ясным теплым утром. Из больницы не позвонили, и я узнала только, когда собралась идти к нему. А идти было уже не к кому.