Работы Грегори Крюдсона — тщательно продуманные, выверенные и сюрреалистичные — пугают своей недосказанностью и присутствием в них потустороннего. Александр Ляпин рассказывает о творчестве американского художника, который создает фотографии, похожие на кадры из фильмов ужасов.


Грегори Крюдсон пугает, завораживает загадками, заставляет волноваться и паниковать.
Придуманные Крюдсоном изображения будоражат зрителя образами конца света; незаметным, но страшным вторжением пришельцев; массовым помешательством и отчуждением. Его персонажи застыли, словно им всем одновременно прошептали на ухо: «Через минуту вы умрете». Люди на снимках превратились в надгробные скульптуры с окаменелыми лицами, отвердевшими взглядами. Окружающий мир погрузился в сумерки, его залил нервирующий электрический свет. Фотографии похожи на кадры из фильмов ужасов.

История
Крюдсона с детства тянуло к подобным сюжетам. В десять лет он побывал на выставке Дианы Арбус и так впечатлился, что стал смотреть на мир ее глазами. Все вокруг вдруг обрело окрас явного таинственного нездоровья американской реальности.
Но Диана Арбус лишь подлила масла в жутковатый огонек, уже тлевший в голове будущего фотографа. Отец Крюдсона был психоаналитиком и принимал пациентов в подвале собственного дома. Маленький Грегори спускался к двери отцовского кабинета и с наслаждением впитывал все, что слышал. Мозг мальчика накалялся от удивительных образов — они рождались в глубинах черепа, когда ребенок прилипал к прохладным доскам двери, за которой происходило таинство излечения души. Там с отцом беседовали странные персонажи, сошедшие с фотокартин Арбус.
Крюдсон увлекался кино — особенно фильмами в стиле нуар. Свет, побежденный тенью, вызывал смятение. Тревожная картинка с пятнами напряженных лиц актеров возбуждала творческие импульсы, призывала к действию, мучила тайной и сводила с ума. Крюдсон страдал от постоянного чувства страха и неуверенности. Вокруг было полно многозначительных знаков и символов того, что этим миром управляет кто-то сверхмогущественный — легко и безжалостно.
Грегори Крюдсон получил прекрасное художественное образование. Он страстно изучал историю искусств, уделяя особое внимание кино и живописи. Конечно, он попал под влияние Синди Шерман (тогда она, кроме занятий фотографией, писала сценарии для фильмов ужасов) и Дэвида Линча. Особенно Грегори потрясла история, которую любил рассказывать режиссер, — об обнаженной женщине, одиноко бредущей по обочине дороги.
В голове Крюдсона перемешались в психоделический коктейль творения художников раннего барокко (в частности, Караваджо), киношедевры эпохи нуара, фильмы Хичкока, Спилберга, Линча, жутковатые экранизации писаний Кинга. Там же громоздились впечатления от фотографий Дианы Арбус, Гарри Виногранда, Уильяма Эгглстона, Синди Шерман, Джеффа Уолла, новых топографистов-пейзажистов. Кроме того, Крюдсон довольно болезненно переживал разрушение основы основ американского общества — пригородов, которые стали походить на расползающееся по швам лоскутное одеяло.

Повторение — мать напряжения
Во время обучения в Йельском университете Крюдсон начал создавать свои первые фильмы в одном кадре. Сначала строил сложные макеты, как это делают в крупных киностудиях для комбинированных съемок или когда нужно добиться каких-то эффектов. Потом стал ездить по стране, искать места для натурных съемок.
Восприятие мира как процесса медленного развития глобальной катастрофы погрузило его в придуманную мистическую среду американских пригородов, где стало царить отчуждение, правил мрак, ожившие мертвецы застыли в ожидании приговора Страшного суда.
«Я люблю погружаться в сделанный мною выдуманный мир — мир, который я выбрал и который теперь контролирую», — любит повторять Крюдсон фразу, сказанную Дэвидом Линчем. Крюдсону не надо было ничего придумывать: он вывел микс из своих знаний, впечатлений, внутренних переживаний и комплексов.
Фотограф дифференцировал апокалипсис на несколько сюжетов-клише, кочующих с небольшими вариациями от серии к серии. Так, американского зрителя очень пугает образ брошенного автомобиля — особенно с открытой дверью — на темной пустынной улице. Посетитель выставки подсознательно примеряет на себя запечатленную ситуацию и покидает экспозицию с выпученными от нехороших предчувствий глазами. Крюдсон с удовольствием разбрасывает машины по снимкам, помещая их и зрителя в магический свет уличных фонарей.

Также страшно смотреть на застывших посреди улицы одиноких людей в наркотическом или гипнотическом оцепенении. Особенно поэтичны сцены, где персонаж обнажен, — символ утраченного рая. А в картинах, где с неба бьет яркий таинственный луч, возможно, заложена идея благой вести. Только непонятно, для кого это благая весть: для вторгшихся инопланетных существ? Может быть, это весть о том, что всесильная природа начинает забирать свое назад, красиво и мрачно расправляясь с человечеством.
Еще сильнее пугают любителей фотоискусства сюрреалистические сцены, которые разыгрываются в домах простых граждан США. То какая-то женщина плавает в затопленной комнате, то из таинственной дыры в полу лучится неприятный свет, то через маленькое отверстие в крыше в комнату влетает огромное дерево.
Благодаря таким штампам, цитатам из голливудской продукции и самоповторам фильмы в одном кадре выстраиваются в выставочной экспозиции или на страницах книги в многокадровое кино.

Страх Господень
Страшной солидности снимкам Крюдсона добавляли топ-звезды кино, которых Грегори приглашал сыграть дивных людей-сомнамбул в своих макабрических картинах. Зрителя настораживают похожие на восковые фигуры герои Гвинет Пэлтроу, Уильяма Мэйси, Джулианы Мур, Филипа Сеймура Хоффмана, Дилана Бейкера.
Одной из первых серий «Чудо природы» Крюдсон заставлял зрителя напряженно считывать скрытый мифологический подтекст, заключенный в работах. Например, можно было поломать голову над смыслом расположения яиц, которые птички снесли точно по кругу. Крюдсон очень трепетно относился к изображению кругов и называл их метафорой «романтического наваждения». А чего стоят части кроваво разлагающихся человеческих тел, проросших толстыми и острыми колючками… Некоторые из этих кусков мяса принадлежат телу самого автора. Глубоко религиозный художник видел в этом символ страдания и единения с природой, которая является абсолютной бесконтрольной стихией.

Крюдсон — маниакальный перфекционист. Он продумывает каждую деталь в снимке, определяет взаимосвязь каждой вещи, рассчитывает свет и цвет, при этом ничего конкретно не высказывая. Растерянный, ничего не понимающий зритель должен стонать от страха как от множественного оргазма, считает художник. Человек, пришедший на выставку, должен ощутить себя участником сцены, потерять чувство времени и реальности, отрешиться, внутренне умереть и раствориться в сложном свете фотографии. Снимок засасывает зеваку в иной мир, где нет ясности, где царят одиночество и жестокость, деструктив и нестабильность, где нет начала истории и ее конца, нет причины и нет следствия.
Мне представляется, что фотографии Крюдсона надо смотреть в один сеанс, по очереди, как сериал. Художник создавал не множество произведений, а одно, состоящее из большого количества глав. Действие на фотографиях всех циклов как бы происходит в одно и то же время — в час сумерек, когда все магические и мистические силы пробуждаются и начинают действовать. Крюдсону удалось сфокусировать все неясные тревоги простых американцев — и не только американцев.
Он создал уникальную, глобальную работу, которая в значительной степени выражает важные черты общественного сознания конца ХХ и начала ХХІ века — страх и неуверенность в завтрашнем дне.