Матвею никак не удавалась заснуть. Может от тревожной мысли, что дед не разбудит его на утреннюю рыбалку. Не из-за вредности, конечно же, нет! А по причине жалости. Постоит около дивана, полюбуется безмятежным сном внука, почешет затылок, вздохнет тяжело, но не громко: «пусть поспит», и отправится на речку один. А может от переизбытка чувства ожидания. Ведь предвкушение праздника порой приносит больше волнения и приятных мгновений, чем само действие.
Он запрокинул голову и посмотрел в окно. На темном небосводе сверкали яркие звёзды. Россыпь звезд, словно веснушки на носу ранней весною. И среди этих блёск – огромная, лимонного цвета, луна. Этакий «космических глаз», который взирал из бесконечного пространства на их тихую деревушку, залитую собственным холодным светом.
Прохладный воздух едва заметно теребил тюлевую занавеску, натянутую на окно, как спасательное средство он назойливых насекомых. Наполнял небольшую комнату ароматом, и было очень не просто разобраться, какой именно запах доминирует в столь насыщенном букете разнообразных примесей. Тут было все: и запах свежескошенной травы второго укоса, и аромат спелых яблонь и груш. И легкий горьковатый привкус дыма вчерашней сожженной картофельной ботвы, и нежной дыхание благоухающих цветников. И свежий дух недавно отгремевшей грозы там, за речкой, надо бором сосновым.
И всё было бы прекрасно, если б не навязчивый писк комара. Матвей прислушался, положил руки поверх одеяла, ждал, когда кровопийца усядется, чтобы через мгновение отказаться прихлопнутым.
А мысли вновь и вновь возвращались к рыбалке, от неё к деду. Матвей любил посидеть на речке с удочками именно с дедом. В отличии от отца, который требовал абсолютной тишины и состояния полного покоя. А вот дед Назар любил разговаривать, хоть и в полголоса, но говорить, говорить. И эти рассказы, пропитанные мудростью прожитых лет, насыщенные юмором, надолго врезались в память, оставляя неизгладимые следы первого впечатления.
Самый первый, и, пожалуй, самый яркий, рассказ, который услышал Матвей, уже давным-давно стал семейным преданием. Такой красивой легендой, почти мифом. Однако именно его иногда вспоминали за столом семейного праздника, и снова смеялись, снова подшучивали, отчего становилось еще больше теплее и уютнее в небольшой деревенской избе.
С юных лет Назар был заядлым рыбаком. Но когда женился, то оказалось, что молодой жене была не совсем по нраву его почти маниакальное увлечение. Особенно она злилась тогда, когда Назар пропадал на рыбной ловле сутками напролет. И вот однажды она решила показать супругу свою, так сказать, позицию. Приезжает Назар домой с уловом после двухдневного отсутствия, и видит опустевшим дом. Ни жены, ни вещей ее, ни маломальской записки. Понятное дело: к матери, в соседнее село, укатила, поплакаться да пожаловаться на супруга. Назар недолго думая, садиться на «Жигули», и к теще. Молчком берет в охапку жену с вещами и возвращает домой. Однако через некоторое время история снова повторяется: он – на рыбаку с ночевкой, она – к маме по крыло. И опять он молча, без скандала и выяснений отношений, возвращает супругу. Но вот в третий раз, не застав дрожащей женушки дома, Назар сначала смачно выругался, отвел душу, и снова на руль родной «пятерочки». Приехал, отодвинул тещу, которая пыталась не пустить его в дом, подошел к Евдокии, нежно взял ее за руку, посмотрел в глаза и таким спокойным, лилейным голосом сказал:
— Милая моя, я – пахарь нивы голубой. Я рыбачил, рыбачу, и буду рыбачить. А если ты еще раз сбежишь из дома, то я хрен за тобой приеду.
И Евдокия смирилась. Лишь иногда, провожая мужа на очередную рыбалку, сокрушалась:
— Это не у вас, рыбаков, жизнь незавидная, это у ваших жен доля одобрения не заслуживающая.
А Назара до сих пор приятели иногда называют «пахарем голубой нивы».
Повествуя о своей первой рыбалке, дедушка сам смеется до слез. Хотя по большому счету, он и не рыбачил вовсе, но принял активное участие. А дело было так.
Отправился старший брат Игнат на речку, но был задержан окриком матери:
— На рыбалку? Тогда возьми с собой Назара и Маньку. Братик рядом посидит, а она хоть травку пощиплет. Некогда мне за ними присматривать. Поедем с отцом на дальние луга, сено сгребать. — Сказала, как отрезала. Ни перебить, ни слова вставить, ни возмутиться.
Игнат тяжело вздохнул. Ему так хотелось посидеть в тишине, да в одиночестве. Помечтать о встрече с кареглазой соседкой, а тут…, на тебе: шестилетний карапуз и старая коза. Он грозно посмотрел на эту «парочку». Назар в коротких штанишках с помочами, майке с разноцветными заплатами с вечно вымазанным дорожной пылью лицом и грязными босыми ногами. И коза Манька, с большими глазами и постоянно что-то смачно жующая. Оба не отрывали от него глаз, в которых явно читалась хитроватая усмешка: «что, брат Игнат, накрылась медным тазом твое уединение»? Неприятности уже маячили где-то на горизонте. Игнат щелкнул братишку по лбу и, пока тот бросился со слезами жаловаться мамке, размазывая серую пыль по щекам, выскочил со двора. Прихватил только Маньку. Коза вряд ли могла нарушить задуманный отдых на речке.
Привязал ее к колышку на берегу, где росла сочная кучерявая травка, а сам удобно расположившись неподалеку, стал разматывать удочки. В ожидании клёва, Игнат упорно вглядывался в поплавки, но те не замерли, даже ленивое течение не «беспокоило» их. А солнце между тем поднималось все выше и выше, грело все жарче и жарче, нагоняя состояние легкой истомы. Не выдержал Игнат, прилег на травку, прикрыл глаза кепкой, и…, минут через пять провалился в глубокий сон.
Проспал около часа, а разбудила его коза, которая подошла совсем близко, позвякивая колокольчиком на шее. Маня в упор смотрела на него, смачно жевала, мелко трясся бородкой. Игнат отогнал ее взмахом руки, вытащил удочки, поменял наживку, и вновь принялся смотреть на неподвижные поплавки.
И тут он отчетливо услышал за спиной: «Игна-а-а-ат». Явно голосом козы. Он даже подскочил на месте, кепка слетела с затылка. С опаской посмотрел на Маньку, которая так и не спускала с него своих больших глаз.
— Солнышком припекло что ли? — Игнат потряс головой, и продолжил свое занятие. Лишь иногда бросал через плечо осторожные взгляды на козу.
— Чё-ё-ё, не клюё-ё-ёт? — спросила Маня.
И нервы у парня не выдержали. С визгом, прямо в одежде, он бросился в речку, и, отчаянно работая руками, поплыл на противоположный берег. На середине пути до него донесся радостный смех. Он оглянулся и увидел Назара, который катался по берегу, захлебываясь в собственном гомерическом хохоте.
А много лет спустя уже и сам Назар стал жертвой розыгрыша друзей-рыболовов. Не хотелось ему тогда ехать на рыбную ловлю, как чувствовал. Но друзья уже целую неделю уговаривали его, придумывая каждый день свежие аргументы «за» рыбалки на Дальних озерах. Просто проходу не давали, ни на работе, ни по вечерам, ни по телефону. Били по душе в переносном смысле, а по затылку – в прямом. И понять-то их было можно. Дальние озера потому так и назывались, что находились на довольно-то приличном расстоянии от деревни. А машина в то время была только у Ложкаря. Когда он все-таки понял, что от поездки не отвертеться, согласился с одним весомым условием. Сам он участие принимать не станет, отвезет друзей на озера, а через пару дней приедет за ними. Потому, как супруга была на последнем месяце беременности, и оставлять ее одну совсем не хотелось.
Галдящая орава рыбаков загрузилась в машину, и, едва выехав за деревню, принялась раскупоривать бутылки с самогоном.
— Рыбак душу не гнетет: рыбы нет, так водку пьет!
Самогон испарялся с завидной скоростью, пришлось останавливаться в придорожном кафе, закупаться водкой. А когда прибыли на озера, то друзья были уже в очень подогретом состоянии. Настроение было приподнято, и о рыбалке даже речи никто не заводил. Назару пришлось помочь горе-рыбакам разбить лагерь, скосить высокую траву, поставить палатку, натаскать дров для приготовления будущей ухи. А пока он занимался хозяйством, друзья мельтешили, слонялись, мешали ему. То один, то другой, постоянно приставали, предлагая хотя бы пригубить божественный напиток Менделеева. Назар, как мог, отказывался, соблюдая «золотое правило»: садиться за руль только абсолютно трезвым. Наконец-то, товарищи поняли тщетность своих попыток.
— Ну, ладно, — сдался Иван. — Кати к своей ненаглядной. Приедешь за нами послезавтра. Пошли, хоть провожу тебя до машины.
«Жигули» он оставил на трассе, так как к озеру подъезда не было. Когда вышли на дорогу, Назар просто потерял дар речи: его любимая «пятерочка» стояла на бревнышках. Колес не было! Ни одного! Сняли! Умыкнули! Разули «красавицу»!
Он стоял и просто смотрел на машину, находясь в шоковом состоянии. И друг притих, топтался рядом, изредка матерился. Потом протянул Назару стакан водки:
— Ничего, Назар, завтра на трезвую голову что-нибудь да придумаем. А пока на, хлебни для успокоения.
Ложкарь молча, в три глотка, опустошил граненый стакан водки, и даже не поморщился. И тут друг повернулся в сторону посадки и радостно закричал:
— Выходи, народ! Накатил наш Назарушка!
Из близлежащих кустов показались остальные рыбаки, которые минутами ранее уже отправились поспать и протрезветь. Ан, нет, вот, они, красавцы. Выскочили, и в руках у каждого по колесу.
Как хорошо, что Евдокия в тот день так и не собралась рожать!
Матвей очнулся от воспоминаний, и заметил, что в комнате стало светло. Значит, скоро и вставать. Прислушался. Нет, пока рано. В доме царила звенящая тишина.
Взгляд его остановился на комаре, который всю ночь раздражал своим писком. Кровопийца сидел на руке, и напился уже так, что не мог попросту взлететь. А Матвей даже этого и не почувствовал.
— Да, — произнес он вслух, прихлопывая насекомое. — Дед был прав, утверждая, что когда рыба клюет, то комаров совсем не замечаешь.
И широко улыбнулся, уловив краем уха, осторожные шаркающие шаги дедушки.